Как нечеловеческий разум формировал человеческий разум?

Человеческий разум традиционно изучается через взаимодействие с себе подобными. Но как его формировали нечеловеческие агенты, такие как животные?

К примеру, почему люди любят животных, но также хотят их есть? Хотя эмпатия к добыче на первый взгляд кажется парадоксальной, предполагаемая эволюционная связь между эмпатией и теорией разума может дать продуктивный путь для выяснения его происхождения. Рассмотрим случай, когда теория разума применяется к животным, чтобы лучше понять или предсказать их поведение (точно так же, как она применяется к другим людям): признание того, что животное или другой организм обладает разумом, подобным собственному, немедленно открывает линии эмпатии от человека к животному. Парадоксально, но факт: наша способность распознавать ментальные миры наших жертв позволяет нам лучше предсказывать их поведение и соответственно лучше их ловить или если мы жертва, то лучше защищаться.

И это лишь один из аспектов взаимодействия людей с другими животными, который мог играть участие в развитии интеллектуальных способностей нашего вида. Следующий аспект вытекает из предыдущего, понимания жертвы недостаточно, требуются действия и часто обманные, поскольку агенты ведь тоже имеют разум. Обманные действия, способствующие охоте, принято называть агрессивной мимикрией. Камуфляж, маскировка запаха, наживка, вокальная имитации птичьих вокализаций и другие акустические приманки подпадают под определение агрессивной мимикрии. Ранние формы обмана по отношению к добыче могли послужить основой для дальнейшего обмана между людьми. 

Гипотеза социального мозга, которая подчеркивает роль, которую эволюция наших социальных систем могла сыграть в формировании наших когнитивных черт, объясняет внутривидовую адаптивную ценность каждой из наших когнитивных черт. В то время как гипотеза добывающего мозга объясняет многие из этих черт с точки зрения внешних экологических проблем, которые приходилось решать ранним людям. Разрыв между точками акцента, разделяющими эти две гипотезы, может стать благодатной почвой для теоретических изысканий. Кажется вероятным, что когнитивные способности, связанные с добыванием пищи в сложной трехмерной среде, являются важной преадаптацией для социального интеллекта и сложных социальных отношений. Связывая использование этих внутривидовых признаков с взаимодействием с добычей для получения пищи, мы обеспечиваем одну правдоподобную связь между кормовым познанием и социальным познанием. Возможный путь развития этих признаков выглядит следующим образом.

С началом колебаний окружающей среды в плейстоцене человек оказался в новой диетической нише, характеризующейся пластичностью рациона и акцентом на труднодоступные продукты, на которые другие животные (например, конкурирующие бабуины) не обращали внимания. За этим последовала адаптация к поведенческой пластичности, которая потребовала более дорогого и крупного мозга и большей продолжительности жизни, чтобы позволить себе такие расходы, как в гипотезе добывающего пищу мозга. Из этого дорогого мозга возникли более пластичные формы поведения и общее познание, обеспечившее человеку “когнитивный буфер” против менее предсказуемой среды, включая способность копировать успешное поведение других и обманывать добычу. Затем эти черты были использованы в социальной среде, что привело к появлению классических форм макиавеллистского обмана и языка, которые мы связываем с гипотезой социального мозга.

Исследование Moser, C., Buckner, W., Sarian, M. et al. Aggressive Mimicry and the Evolution of the Human Cognitive Niche. Hum Nat 34, 456–475 (2023). https://doi.org/10.1007/s12110-023-09458-y